Зураб, Вы расписали множество храмов в Грузии. Судя по количеству и качеству Ваших работ, Вы весьма успешный и востребованный художник в Грузии. Вписались ли Вы в так называемую официальную струю церковного искусства, и есть ли она в Грузии вообще?
У нас существует художественная комиссия при патриархии. Если ее называть «официальной струей», то, естественно, я не вписался. Комиссия создана для контроля над художественными работами в исторически значимых храмах. Но угодить ей не просто любому художнику в Грузии. Мне как-то довелось присутствовать на заседании этой комиссии. Она зарубила всех, пришедших в тот день. Конечно, некоторые замечания были по делу, но в основном придирки, не имеющие отношения к художественному качеству работ. Например, в Крещении топор не в ту сторону повернут. Заседают в этой комиссии искусствоведы, которые любят и знают древнее грузинское искусство, но предвзято относятся к современному.
С другой стороны, комиссия — дело изначально хорошее. Я работаю в основном с заказчиками, которые меня ценят и любят. Это, конечно, очень приятно, позволяет окунуться в работу с головы до ног, осуществить интересные задумки. Но нехватка критики также мешает развитию. Мне уже потом многие говорят о переборе в орнаментах, и я вижу, что можно было что-то сделать по-другому, возможно где-то лаконичнее, а где-то наоборот. И это хорошо, что видишь недостатки, что-то замечаешь сам, а что-то по подсказке. Сейчас я приехал в Россию по приглашению своих друзей-иконописцев (мастерская при Алексеевском монастыре), чтобы принять участие в совместной работе. Цель добиться определенного стилевого единства, как художественная задача, также интересна. Это позволяет открыть в себе новые возможности.
Вы работаете один, и за такой относительно небольшой срок у Вас за плечами такое количество расписанных церквей, причем многодельно и насыщенно, что называется без халтуры. Как Вам это удается?
Я всегда рад людям, которые приходят мне помочь. И еще больше был бы рад, если это бы среди них нашелся человек, чья живопись подошла бы к моей. Ведь даже орнаменты я пишу по-своему. Поэтому доверить помощникам я могу лишь что-то геометрическое. Мой стиль выработался во многом благодаря тому, что в иконописи я самоучка. Учился по репродукциям, в основном А. Рублева. Поэтому когда ко мне приходят на помощь ученики иконописных школ, они теряются. Я не могу им объяснить, как я пишу, например, личное. По «санкирю» или по «мембране». Наверное, что-то среднее. Эти слова "санкирь”, "мембрана”, как и другие иконописные термины, я зачастую узнаю от людей, пытающих помочь мне в работе.
Также леса мне часто приходится делать самому, а я люблю их сооружать по минимуму , чтобы можно было видеть стены храма снизу. Поэтому не все помощники могут на них работать.
Люблю работать не только днем, но и ночью. Делаю это, потому что работа меня не отпускает. Все это в совокупности создает условия, которые ограничивают работу помощников.
Здесь, в России, мне, скорее всего, не удалось бы расписать храм одному, поскольку храмы у вас больше, чем в Грузии. Если только только при достаточно растянутых сроках или небольшую церковь или часовню.
Расскажите, какую технологию Вы используете в росписи.
Я работаю, в основном, на цельно-яичной эмульсии. Из современных технологий иногда использую акрил. Что касается, силикатной техники, столь распространенной в настоящее время, то только начал осваивать ее сейчас в Москве.
Спасибо Вам за интересное интервью! Надеюсь мы еще встретимся.
Беседовала Светлана Ржанницына
art-sobor.ru