Обращая взор свой на историю России, сразу же видишь русскую икону. Исторически уже сложилось так, что Россия и икона неотделимы. Пример тому - творения Андрея Рублева.
Святая Троица Андрея Рублева - многогранный символ Руси: чаша перед ангелами, чаша образуемая фигурами ангелов, чаша Ветхого и Нового Заветов, чаша прошлого и будущего, чаша слез и печалей, чаша дающая силы и новое могущество… Это произведение искусства в течение многих столетий является символом Святой Руси, символом истинной истории русского государства и веры, "умозрением в красках"…
Эта икона соединила в себе гений человека и глубину религиозной идеи, выразила некое содержание, некую частицу вечности, воплощение иной жизни и иного душевного ритма, путь человека к Богу и желание Бога принять идущего к нему человека. Рассматривая новгородскую, владимирскую, тверскую, московскую иконопись, явленную нам сегодня уже не только в стенах музея, но и в храмах вновь и вновь задаешь вопрос уже звучащий в начале ХХ столетия, когда так же Россия искала себя как и сегодня: "Как и почему волнуют нас - то какой-то меланхолической и глубокой правдой, то радостной простотой, то наивной роскошью - древние иконы, дарохранительницы красоты, любви, смирения, мудрости, ковчеги забытых идей, потерянной веры, утраченных или омертвевших молитв !" (Пунин Н. Заметки об иконах// Русская икона. 1914. Сб. 1. С.21). И могут ли утратиться те основания бытия, которые питали Россию в течение стольких веков, которые сохранялись несмотря на все катаклизмы истории, все потрясения и заблуждения? Что же есть икона? Кто же есть иконописец? И возможно были провидческими слова Н. Рериха о том, "что иконопись и религиозная стенопись, великим священным мистическим смыслом, скажут слово тоже великое в будущем нашего искусства", а возможно не только в искусстве (Рерих Н. Письмо художника// Русская икона… С.14).
Искусство - то, что характеризует цивилизации, то через что конкретный человек входит в память всего человечества, даже если имя его остается неизвестным. Египет, Вавилон, Шумеры - их величие, грандиозность и глубину мироощущения мы воспринимаем соприкасаясь с творениями этих великих цивилизаций. Храм в Эль-Убайде, храм Хефрена, пирамиды, храм Эхнатона, храм в Мамалапурами, мечеть Омейядов в Дамаске, Храм Святой Софии в Константинополе, храм Святой Софии в Киеве - перед ними прошли тысячелетия истории человечества, царства появлялись, расцветали и сменялись новыми, правили великие государи и звали к лучшему народ великие проповедники, призывавшие изменить мир. Эти творения стояли над человеком, над историей. Но в то же время являлись частью жизни каждого конкретного человека, которая проходила на фоне великих творений культуры. И так поколение за поколением. Эта вечность создана человеком, но человеком обладавшим религиозной идеей, способной вдохновить и дать силы реализовать столь великие замыслы.
Эти творения не могут восприниматься только лишь как произведения искусства или культа. Они являют нам синтез веры и творчества, таланта человека и его мировоззрения, и тем самым снимают противоречие (в большинстве своем только кажущееся) между творчество (свободным по сути своей) и верой. "Великие культуры всегда религиозны, безрелигозные культуры - упадочны" писал Н. Трубецкой и сама история подтверждает эту мысль (Трубецкой Н. С.Религии Индии и христианство// Литературная учеба. 1991. № 6. С.144). Такова и древнерусская иконопись: "Иконопись есть боговидение и боговедение… Она требует для своего осуществления соединения в одном лице художника и религиозного созерцателя-богослова" (Булгаков С. Н. Православие: очерки учения православной церкви. М., 1991. С.304).
Способность соединять в себе различные пласты бытия человека сделала икону близкой душе русского человека, и как результат - в иконе отразилось видение России, ее истории, ее идеи. Икона стала неотъемлемой частью самой Руси. Как писал Стэнли: "Икона для русского народа - то же, что Библия для реформатора" (Цит. по: Снегирев И. Взгляд на православное иконописание// Философия русского религиозного искусства. М., 1993. С.101). Еще более ярко звучат слова Г. П. Федорова - "Где лицо России?.. В сияющей новгородской иконе, в синих главах Угличских церквей, в "Слове о полку Игореве" и в "Житии протопопа Аввакума". В пышном блеске Киева. В воле великого Новгорода и художественном подвиге его. В одиноком труде отшельника-пахаря, пролагавшего в густой чаще пути для христианской цивилизации…" и все эти аспекты Руси соединились в русской иконе (Федотов Г. П. Лицо России// Мыслители русского зарубежья. СПб., 1992. С.264-265).
Икона отразила в себе черты русской религиозности, народного характера, философские и богословские искания, историю государства. С другой стороны, икона непосредственно принимала участи во всех событиях России: ею благословляли на великие ратные подвиги, ее брали в бой, ее увозили как символ покорения, ее дарили как знак подчинения и т. д. Икона и Россия стали единым целым. Поэтому понять икону означает понять саму Россию, и наоборот.
Перефразируя известные слова К. Леонтьева, можно сказать, что Россия сфинкс, который еще ждет своего исследователя. И это во многом потому, что для понимания прошлого необходимо понять будущее, соединить их в единое целое - "Ибо идея нации есть не то, она сама думает о себе во времени, а то, что Бог думает о ней в вечности. Органическая функция, которая возложена на ту или другую нацию во Вселенской жизни, - вот ее историческая национальная идея, предвечно установленная в плане Бога" (Соловьев В. С.Русская идея// Россия глазами русского. СПб., 1991. С.312).
Уже древние русских иконы отличаются высоким мастерством и художественным вдохновением. Но все же показательным является расцвет русской иконы в XV столетии. Это было время, когда, во-первых - период ученичества уже был завершен, во-вторых - Русь переживала тяжелейшие испытания, явившиеся последствием западной и восточной экспансий, в результате которых была переосмыслена история Руси, ее предназначение, бытие каждого человека. Не случайно, что дни расцвета русского иконописания открываются в век величайших русских святых - в ту самую эпоху, когда Россия собирается вокруг обители Святого Сергия и растет из развалин. Все три великих факта русской жизни воссоединяются - духовный подвиг великих подвижников, строение православной государственности и достижения религиозной живописи - Сергий Радонежский, митрополит Алексей, Андрей Рублев.
Всмотримся же в икону ХV века. Что мы видим?
Первое, что сразу же бросается в глаза - лики, архитектура церквей, мелкие бытовые подробности - все стало русским. Это не самопревознесение, а явление образа Святой Руси - вот прошли по земле великие русские святые, их подвиг, возродивший мощь народную, все освятил и все возвеличил - появились на иконном изображении русские храмы, русский народный тип и даже русский народный быт.
Подобные тенденции согласуются с развитием в это же время отечественной архитектуры. Формируется национальный тип храма: главы, своды, наружные орнаменты, все стремится к верху и принимает форму луковицы. В этом стремлении ко кресту все ищет пламени, все подражает его форме, все в восхождении. И подобно храму, одна из главных особенностей русской иконописи - горение ко кресту, столь общая русской религиозности. В этой общей, единой огненной вспышке к смыслу и сути бытия весь смысл существования Святой Руси.
Спектр иконографических сюжетов достаточно велик. Мы остановимся на самых распространенных и в то же время показательных.
Высшим выражением православной триадологии в искусстве является образ Святой Троицы - образ откровения триединого Бога, равночастности Лиц и промыслительного действия Божия в мире. Этот иконографический тип основан на факте освященной истории - явления Бога в образе трех мужей Аврааму. Это образ Великого Совета, единство Трех вокруг превечно предуготованной жертвенной чаши. Яркий пример выражения названной идеи - Святая Троица Андрея Рублева. Именно в преддверии экклезиологического периода истории Церкви отбрасываются в этом образе все бытовые элементы и все сосредотачивается на догмате. Нельзя считать случайным особое распространение этого образа на Руси в ответ на искания в средневековых ересях нового понимания Троичного догмата и экклезиологии (См.: Успенский Л. На путях к единству?// Философия русского религиозного искусства… С.350-375).
В связи с вопросом о Троичном догмате, следует отметить, что празднику Пятидесятницы соответствуют две совершенно разные иконы: Ветхозаветная Троица и Сошествие Святого Духа - по сути своей символизирующие связь задания, смысла, предуготованного миру и его осуществления в историческом бытии.
Празднование "Дня Святой Троицы" является особенностью русской богослужебной практики, неизвестной в других православных церквах, так же как и Троичные храмы и иконы. Празднование Троичного дня - величайшее литургическое нововведение, связанное с именем Сергия Радонежского. Ранее это был праздник исторического, а теперь онтологического значения. Почитание Святого Духа Утешителя, Надежды Божественной как духовного начала женственности сплетается с циклом представлений Софийных и переносится на последующий за Троицей день - День Духа Святого (о том как исторически менялось объяснение этого явления, см.: Озелин Н. "Троица" или "Пятидесятница"?// Философия русского религиозного искусства… С.373-385; Успенский Л. Указ. соч.).
В православии существовали варианты толкования этого сюжета, но все они настаивают на троичном истолковании филоксении. Сама Троица представляется доступной собеседникам, уже не только для одного Авраама, но так же и для всех молящихся. Таинственное явление у дуба мамврийского стало главным сюжетом исторического бытия человечества и жизни конкретного человека. Характерно, что человеку к нему возможно обратиться прямо и помимо всякого посредничества Авраама, например - "Ты, древле… явился еси Триипостасный, единствен же естеством божества" (Озолин Н. Указ. соч. С.381).
Вопрос об изображении Бога Отца всегда был спорным. Иосиф Волоцкий, митрополит Макарий в ответ на этот сложный догматический вопрос напоминали, что пророки, Ветхий Завет в целом, дают нам общее представление о Боге Отце и изображение полагается строить по указанным текстам. Понимание образа Бога Отца закрепилось в таких иконографических типах, распространенных на Руси, как Отечество, Троица Новозаветная.
Особое внимание и теплота прослеживается в изображении Второго Лица Троицы - Иисуса Христа - заступника, молителя, судью. Изображение строиться на основании текста Нового Завета - "яко и сам Христос в мире хождаше и чудодействовававше" (Ефимий Чудовской.. Вопросы и ответы по русской иконописи// Философия русского религиозного искусства… С.51). Изображение "Единородного Сына Отца Небесного" (Иоан. 1, 18), "Рожденного прежде всех веков" (Иоанн. 10, 30), "Сыном человеческим" (Матф. 16,13) было близко пониманию судеб человеческих - ибо Он как человек обитал между людьми, открыл им истины Богопознания, претерпел крестные муки, умер, погребен, воскрес из мертвых, вознесся, воссел одесную Отца Своего, придет судить живых и мертвых, например, тверская икона конца XIII - начала XIV в. "Спас Вседержитель" (Государственная Третьяковская галерея, г. Москва, инв. № 15028).
Иисус тот Кто, как никто другой близок к каждому человеку, ко всем событиям жизни, и более того - всей природы, всего мироздания. Подобное восприятие Христа нашло параллели в поэтическом творчестве народа:
Солнце красное от лица Божия…
Зори белыя от очей Божиих…
Ночи темные от дум Господних…
Дожди сильные от мыслей Господних…
Роса утренняя, роса вечерняя
От слез Его, самого Христа…
Федотов Г. П. Стихи духовные. М., 1991. С.41.
Иисус - Спаситель и Судья, Бог, претерпевший человеческие страдания. Подобная панорама характеристик предоставляла широкий спектр возможностей для развития иконографических типов, самых разных по своему содержанию: Преображение, Тайная вечеря, Сошествие во ад, Спас в силах, Спас Ярое Око, др.
Образ Христа отразил те исторические потрясения, которые переживала Русь. Когда видишь, к примеру тверскую икону XV в. "Спас" (Калининская областная картинная галерея, г. Калинин, инв. № 1007) или владимиро-суздальская икону XIII в. из Успенского собора Московского Кремля Спас "Златые Власы", то вспоминаешь "Слова" и "Поучения" Серапиона Владимирского, отразившего как никто иной потрясения души человеческой, ее слабости и силу, и надежду на милосердие и прощение Создателя. Сочинения Серапиона Владимирского свидетельствуют не только о страданиях, пришедших на Русь в связи с татаро-монгольским нашествием, но и определенную стадию осознания ценностей и истин христианства. Серапион пишет, что его современники стали свидетелями всех обещанных мук и событий, демонстрирующих наступление конца света (затмение, землетрясение, голод), и все это является последствием того, что Бог "...грехов наших... беззакония нашего вынести не может" ("Слова" Серапиона Владимирского// Памятники литературы Древней Руси. XIII в. М., 1981. С.441). Бог через святых учителей пытался наставить на путь истинный Своих сынов, но так как они не слушали слов Его, теперь Он учит людей "не устами, но делом". Само татаро-монгольское иго послано Богом за грехи людей, и все происходящее дополняет картину приближающегося конца: "И не раскаялись мы, пока не пришел на нас немилостивый народ, как наслал его Бог; и землю нашу опустошили, и города наши полонили, и церкви святые разорили, отцов и братьев наших избили..." (там же). И хотя конечного Страшного Суда не избежать, но можно уменьшить вину свою через покаяние и тем самым уменьшить "ужас" Страшного Суда: "...раскаемся все мы сердечно - и Бог оставит свой гнев; отвратимся от всех злодеяний - и Господь Бог да вернется к нам... Придите и покайтесь со мной, и вместе умолим мы Бога, ибо я знаю: если покаемся мы - будем помилованы..." (там же. С.445).
Главная причина бед - слабость духа и воли человеческой: "...мы же считаем себя православными, во имя Божье крещенными и, заповедь Божью зная, неправды всегда преисполнены, и зависти, и немилосердья..." (там же). Продолжая рассуждения Серапиона Владимирского, Яков-Черноризец в своем "Послании к князю Дмитрию Борисовичу" говорит о бренности всего окружающего человека, ни в чем не находит он стабильности и уверенности: "...мысленно вспомни творенье и рассмотри торжище жизни людской, как, по завету, все проходит как тень, исчезая" (Послание Якова–черноризца к князю Дмитрию Борисовичу// Памятники литературы Древней Руси. XIII в... С.463). Но испытания жизни ничто перед теми, что ожидают человека в будущем: "И на Бога смотри, с небес грядущего на суд человеческих тайн, всем воздать по делам его. Знай же: ждет нас огонь, огнем нам насытиться, огнем открывается жизнь человека, огнем проверены будут дела наши..." (там же). По сути, образ Христа демонстрирует с одной стороны - идеал для жизни человека, с другой стороны - слабость природы человеческой, не достигающей указанного ориентира, в-третьих - надежду на милосердие Творца. Единство названных идей выражено даже в таких иконографических типах, в которых Иисус предстает Грозным Судьей человека - московская икона XIV в. "Спас Ярое Око" (Успенский собор Московского Кремля).
Третье лицо Троицы - Дух Святой изображался обычно в связи с канонами христианскими - в виде голубя, огненного пламени и т. п. в таких иконографических типах как Крещение, Сошествие Святого духа на апостолов, Отечество, Троица Новозаветная.
Но, пожалуй, один из самых с нежностью любимых образов - образ Богоматери. Это один из самых лирических образов русской иконописи. Если Христос - Судья, то Богоматерь - Заступница, как к примеру на тверской иконе XV в. "Богоматерь" (Государственная Третьяковская галерея, г. Москва, инв. № 15055). Архиепископ Анатолий (Мартыновский) писал: "Благоговея пред непостижимою тайною воплощения Спасителя, коего орудием соделалась Пресвятая, вся Вселенская церковь исповедует Ее Пренепорочною Материею, без всякого сравнения честнейшею Херувимов и славнейшею Серафимов, Царицею неба и земли, высшею небес, светлейшею лучей солнечных, Ходатайцею и Споручницей нашего спасения пред Престолом Сына Своего и Бога" (Анатолий (Мартыновский), арх. О иконописании// Философия русского религиозного искусства… С.89).
Вслушайтесь в наши церковные песнопения, богатством и звучностью которых мы справедливо можем гордиться перед всем христианским миром. Их высокая поэзия нигде не выражается с таким блеском и с такой силою как в молитвенно-хвалебных гимнах Богоматери. Вся тоска страдающего человечества, все умиление перед миром божественным, свободно и любовно истекают на Богоматерь:
Мать моя - Матушка Мария,
Пречистая Дева. Пресвятая,
Свет Мати Мария,
Пресвятая Богородица,
Солнце красное,
Пречистая голубица,
Мати Божжа, Богородица…
Федотов Г. П. Указ. соч. С.49.
Вознесенная в мир божественный, до неразличимости с Богом небесным, Она, с другой стороны, остается на вечно связанной с человечеством, остается страдающей материю и заступницей. Именно таков образ Марии на тверской иконе XV в. "Богоматери Умиление" (Государственная Третьяковская галерея, г. Москва, инв. № 13498), ему вторят слова русских духовных стихов:
Скорая помощница,
Теплая заступница,
Заступи, спаси и помилуй…
Там же.
В ее образе - не юном и не старом, словно безвременном, точно так как изображается на иконе, народ чтит небесную красоту:
Не плачь, не плачь своей красы,
Не слези своих ясных очей…
Там же.
Красота Богородицы подернута дымкою слез. Она всегда остается воплощением страдания. В знаменитом "Сне Богородицы" выражено все предчувствие судьбы еще не родившегося Ее Сына. И на ее печаль Спаситель отвечает:
Я Сам к Тебе, Матушка, буду,
Я Сам Тебя, Деву споведую,
Я Сам Тебя, Деву, причащу,
Я Сам Твою душеньку выну,
Я Сам Твои мощи привпокою,
Спишу Я Твой лик на икону,
Поставлю Твой лик за престолом
Во всякой соборной Божьей церкви…
Там же. С.51.
Богоматерь как бы растворялась во всей системе мировидения русского человека, сливалась в единое целое с русской природой, с русской историей:
По тому ль полю Куликову
Ходит Сама Мать Пресвятая Богородица,
А за ней апостоли Господни
Архангели-ангели святыи…
Отпевают они мощи православных,
Кадит на них Сама Мать Пресвятая Богородица…
Там же. С.55.
Многообразие вариантов рассмотрения образа Богородицы вызывало к жизни многочисленность иконографических типов. Иконопись дозволяет себе разнообразие именно при изображении таинственного лика Пресвятой Девы. В житии евангелиста Луки говорится, что еще при жизни Богоматери он, удовлетворяя благочестивому желанию христиан, изобразил трижды лик Девы Марии. По традиции, вся иконография отталкивается от древних типов, но на Руси были введены свои отличительные детали, например, одежды Богоматери украшены восьмиконечными звездами. Восьмиконечная звезда, или славянская, являлась символом Руси, одновременно являлась и символом Богоматери, таким образом Русь и Пресвятая Дева становились едины. Появляются свои иконографические типы: Смоленская Богоматерь, Новгородская Богоматерь, Курская Богоматерь, др. Появляются свои чудотворные иконы Божией Матери: Тихвинская, Боголюбская, др.
Иконы типа "Богоматери Великая Панагия" - произведения домонгольской Руси отличаются впечатлением особого величия и мощи. Но постепенно художник, как и вся Русь, переживает большие душевные волнения и испытания, и образ Богоматери становится все более человечным, близким, душевным. В нем ищут успокоения и умиротворения, надежды.
Трудно перечислить все наименования образа Той, в Которой, по мнению русского человека, все обретает нежнейшую, попечительнейшую Матерь, заступницу и просительницу. Это те изображения, на которые переводятся все восторги благочестивого чувства, так красноречиво выражающиеся в наших церковных песнях. Каждое их них есть не что иное как воплощенное в чертах и красках приветствие любви, преданности, молитвы. Нельзя не заметить, что все они отличаются характером нежного, растроганного чувства, ищущего потопить свои земные скорби и печали в лучах небесного идеала, представляемого благодатным ликом Святой Пренепорочной Девы. Это доказывают сами наименования, принятые церковью для различных изображений Богоматери: "Всех Скорбящих Радость", "Утоление Печалей", "Взыскание погибших" и т. п. В глубинах души, истерзанной пытками скорбей таким образом воспитывались молитва и упование, вера и любовь, поэзия и творчество. Такова новгородская икона XII в. "Богоматерь Умиления" (Успенский собор Московского Кремля), полная открытой любви и нежности, поэзии, в этом синем цвете как бы замирает сердце человека от переполняющего чувства близости к Той, которая сможет понять, успокоить и принять.
Указанные тенденции отличают образ Богоматери на русских иконах от византийских. Византийские изображения Богородицы спокойны и сдержаны, даже ласка младенца остается безответной, прекрасные глаза Марии полны суровой печали и ожидания. Русские же иконы полны предчувствия будущей радости, прощения, веры и заступничества, любви. В них звучат слова:
Радуйся, чрез Тебя радость сияет,
Радуйся, чрез Тебя горесть истает,
Радуйся, чрез Тебя обновление миру,
Радуйся, чрез Тебя воплощение Богу!
Радуйся, цепь прекрасная, сочетавшая небеса земле. Радуйся, пристанище среди бурь житейских…
Акафист Матери Божьей// Такташова Л. Е.
Русская икона. Владимир, 1993. С.40-42.
Изначально таинство Церкви вписано в две совершенные личности: Божественную Личность Иисуса Христа и человеческую Личность Богоматери. Поэтому все божественное домостроительство, кратко выраженное святоотеческой формулой - "Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом", изначально уже выражено в Предании Церкви в двух иконах: Личности Иисуса (Нерукотворный Образ) и Личности Богоматери (иконы Ее, писаные евангелистом Лукой), нового Адама и новой Евы.
Но если во Христе - Богочеловеке наша иконопись чтит и изображает тот новый жизненный смысл, который должен наполнить все, то в образе Богоматери - Царицы Небесной, скорой помощницы и заступницы. Она олицетворяет то любящее материнское сердце, которое через внутреннее горение в Боге становится в акте богорождения сердцем вселенной. Именно в тех иконах, где вокруг Богоматери собирается весь мир. Религиозное вдохновение и художественное творчество древнерусского художника достигает высшего предела.
В особенности замечательна в древнерусской новгородской живописи разработка двух мотивов - "О, Тебе радуется обрадованная всякая тварь" и "Покрова Божией Матери". Образ Богоматери утверждается в его космическом значении, как "радость всей твари". Идея соборности русского народа обсуждалась мыслителями последнего тысячелетия достаточно активно. Примером тому является и творчеств иконописцев. Именно в иконах Богоматери мы видим тому подтверждение. Перед нами изображен мирообъемлющий храм, одухотворенный, собранный любовью. Это, как бы звучащий, подлинный и полный ответ нашей иконописи на вековое искушение звериного царства - мир не есть хаос, и мировой порядок не есть нескончаемая кровавая смута. Есть любящее сердце матери, которое должно собрать вокруг себя вселенную умиротворить ее и успокоить любовью. Нетрудно представить, как отзывались подобные мотивы в измученном распрями и игом сердце русского человека, ищущего покоя, мира, порядка, любви и красоты. Эти же идеи нашли отражение в иконе мастеров круга Дионисия "О, Тебе радуется…", написанной в 1480-е годы в Москве (Успенский собор Московского Кремля).
Икона Покрова Богоматери яркое свидетельство всемирного единства: происходит какое-то духовное слияние между покровом и собранными под ним святыми - точно весь этот собор святых в многоцветных одеждах образует собой одухотворенный покров Богоматери, освященный многочисленными изнутри горящими глазами, которые светятся, словно огненные точки. К Ней же симметрично устремлено со всех концов движение человеческих очей. Причем именно благодаря неподвижности фигур, это скрещивание взглядов в одной точке производит впечатление неудержимого, всеобщего поворота к грядущему Солнцу вселенной. Это есть симметрия одухотворенной радуги вокруг Царицы Небесной, объединенной исходящим от Нее светом, воссоединяющая мироздание в единой песне любви, красоты и добра.
"Икона эта целые века поглощала потоки страстных возношений, молитв людей скорбящих… она должна была наполниться силой…, она сделалась живым органом, местом встречи между Творцом и людьми…, я пал на колени и стал искренне молиться", - вспоминал И. В. Киреевский о чувстве, которое он испытал перед чудотворной иконой в Оптине Пустыне (Цит. по: Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Т. 1, кн. 2. Л., 1991. С.12). Такое же, или близкое к нему чувство, испытали большинство людей, соприкоснувшись с этими великими творениями наших предков, стремившихся передать нам сокровенные тайны бытия человека, пути поиска смысла жизни, без которых невозможно открыть и понять историю России, переживаемые ею испытания и надежду, которая всегда сохраняется в душах тех, кто не просто смотрит, а именно всматривается в древнерусскую икону.
О. Б. Ионайтис
София: Рукописный журнал Общества ревнителей русской философии
Выпуск 2-3, 2001 г.