К ПРОБЛЕМЕ РАЗЛИЧИЯ ЦЕРКОВHОГО И СВЕТСКОГО ИСКУССТВА

В центре церковного творчества (идет ли речь об иконописи или гимнографии) Бог, Христос, Богородица, святые. В иконописи «сбывается» в первую очередь не личность автора иконописца, но личность Христа или святых, являющих Христа. Именно их имя ставится на иконе, а не имя написавшего икону. В светском же искусстве, идет ли речь о пейзаже или портрете, в первую очередь ставится имя автора (на книге стихов Пушкина мы так и пишем: «А.С. Пушкин», а под картиной Леонардо: «Леонардо да Винчи. Мадонна с Младенцем»).

В церковной жизни, существом которой является подвижничество, в отличие от художественного творчества, человек благодатию Божией «изображает» в себе Христа (в частном случае, это «изображение» сопровождается иконописанием, при котором иконописец изображает Христа не только в себе, но и на иконе). Итак, при всем различии церковного и светского творчества, в обоих случаях в центре «личность».

Это простое наблюдение дает нам возможность в разговоре о творчестве перейти в плоскость персоналистическую. Церковное и светское творчество, похоже, отличаются в первую очередь тем, какая личность сбывается в нем. Причем дело не только в том, что иконописец изображает Христа или святых (ведь есть религиозное творчество и светских художников) дело в том, что в иконе сбывается в первую очередь Другой. Произведения же светского искусства это та или иная форма реализации самого автора, о чем свидетельствует и подпись под картиной. В тоже время, и реализацию автора в светском искусстве не надо понимать как «самовыражение», некий психологический акт индивида, выплескивание его мыслей и чувств.

Остановимся на персоналистическом моменте творчества подробнее. В последнее время в контексте проблемы синэргии, о творчестве и подвижничестве интересно размышлял С.С. Хоружий. Прочтя его работы по этому поводу, я, однако, остался не вполне удовлетворен. Аскетический подвиг С.С. Хоружий понимает как «фундаментальное стремление к Личности» (под последней он подразумевает Христа) («После перерыва. Пути русской философии» СПб. 1994, с. 386). Творчество же, как замечает С.С. Хоружий «мыслит себя как активность отыскания и раскрытия раскрытия чего-то, кроющегося в предмете творчества, уже присутствующего и обитающего в нем» (там же, с. 387). Определяя это последнее как «смысл», С.С. Хоружий говорит, что творчество направлено на то, чтобы раскрыть смысл того или иного предмета творчества. При таком подходе, мне кажется, предается забвению может быть самый существенный момент творчества его личностный характер. Ведь и такое понятие, как смысл, насквозь персоналистично, «смысл» вещи это смысл ее для кого-то (для какой-то ипостаси, лица). В работах же С.С. Хоружего, мне кажется, этот момент недостаточно выявлен. Hе случайно он утверждает, что «'человеческая личность' внутренне противоречивое, некорректное понятие» (с. 289). С его точки зрения, строго говоря, понятие «личности» приложимо только к Богу. Вот почему он и не ставит это понятие в центр своего разговора о творчестве, но говорит о ней лишь применительно к подвижничеству.

Подобный подход, однако, противоречит тому простому факту, что в отличие от всего неподлинного, проходного, мимолетного, что нами делается в жизни, произведения искусства (если речь идет о светском искусстве) всегда несут на себе имя автора, да и неповторимый отпечаток его индивидуальности. Поэтому надо обратиться к другому пониманию творчества, исходящему из представления о человеческой ипостаси (лице). Так м. Мария (Скобцова) в статье «Рождение и творение» (1931 г.) утверждает: «Творчество есть свободное выявление одноипостасной творцу... иносущности» (т. 2. с.203). В самом деле, как пишет м. Мария «ни одна сотворенная вещь не имеет лица, кроме лица создавшего ее» (с. 202).

Иными словами, творца и его творение объединяет единство ипостаси. И вот здесь следует вспомнить наше наблюдение о том, что в иконописи сбывается в первую очередь личность Другого. Получается, что хотя, скажем, икона Христа и «сотворенная вещь», но ипостась она имеет Христову, а не того, кто ее создал. Получается, что формула м. Марии: «сотворенная вещь не имеет лица, кроме лица создавшего ее» в данном случае не работает или должна быть как-то уточнена. Это наблюдение мне кажется весьма примечательным, и я вернусь к нему позднее.

Hо обратимся пока к светскому творчеству. Здесь формула м. Марии вполне годна, действительно, мы можем сказать, что всякое подлинное художественное произведение не имеет лица иного, кроме лица автора. Hо поскольку человек в своем налично падшем состоянии не может творить подлинные произведения искусства, то, очевидно, и его ипостасность не есть нечто само собой разумеющееся. Для того, чтобы художник сбылся в своем ипостасном бытии, необходимо, чтобы в нем восстановилась ипостасность.

Я сознательно различаю понятия «Личность», которое я прилагаю, как и С.С. Хоружий исключительно к Богу, и «ипостаность» (или «лицо»), которое вполне приложимо и к человеку и соответствует такому более знакомому нам понятию, как «душа». В своем падшем состоянии человек не имеет той душевной цельности, которая восстанавливается в его творчестве.

В тоже время, согласно православному учению, основой ипостасности человека является Бог, по образу Которого человек создан. Иначе говоря, само авторское лицо, реализуемое в творчестве, основано не на себе самом, и не на чем-то тварном, внеположенном ей (ибо тварное не может быть твердым основанием). Поэтому всякий акт, в котором сбывается авторское лицо, являет человеческое существование как личное, а это, в свою очередь возможно лишь постольку, поскольку человек сотворен по образу Божию. Человек сбывается как ипостась по образу Бога, в котором укоренена наша ипостасность.

При этом Тот, без Кого невозможен творческий акт (а именно Бог) не является в самом этом акте. Лицо Божие в светском искусстве остается сокрытым (и т.н. «религиозная живопись» здесь не исключение), более того, может быть оно-то легче всего и скрывает лицо Бога. В отличие от этого иконопись оказывается ни чем иным, как явлением Того, в Ком укоренена наша ипостасность, а значит и всякий творческий акт. (Что касается иконы святого, то, поскольку святой — образ Божий, то и его икона — эпифания Божества). Бог явлен нам на иконе именно как Ипостась (Сущий). Это та самая ипостась, на которой основана всякая человеческая ипостасность.

Поэтому нет ничего удивительного, что иконопись тоже является творчеством, и в ней по-своему сбывается и творческая личность иконописца, ведь мы же отличаем иконы преп. Андрея Рублева от икон Феофана Грека. Конечно, в иконах в первую очередь сбывается Лицо Богочеловека Христа, на Котором вообще основана всякая ипостасность. Hо поскольку сбывается эта Ипостась, а всякая ипостасность укоренена в Hей, то и личность иконописца, в случае подлинного творчества некоторым образом реализуется в том же Лице Божием. Бог является на иконе как Первообраз своего образа, образа, каковым для Бога является человек, в частности, художник. Это и есть то, что по-другому называется «обратной перспективой». Христос на иконе не «тематизируется», не является каким-то предметом, логос которого (т.е. смысл для человека) выясняет художник. Сын Божий на иконе является как Логос или Смысл бытия каждого человека, начиная с написавшего Его образ иконописца (вот это «начиная с...» и соответствует авторской личности).

Г.И. Беневич